В начале февраля, вернувшись из отпуска, я был ошарашен известием: вчера похоронили шестерых наших товарищей. Вот как мы тогда представляли обстоятельства этой катастрофы.

          Завершалась программа подготовки к самостоятельным полётам экипажа капитана А.Глебова.   В субботу, 31 января 1959 года эта программа должна была завершиться.  В этот день командир эскадрильи майор А.И.Родин, штурман эскадрильи майор Галстян и старший борттехник С. Латкин в качестве инструкторов допускали к самостоятельным полётам  командира корабля  капитана А.Глебова, штурмана старшего лейтенанта В. Филоненко  и старшего борттехника  старшего лейтенанта Я. Бойко.

         В этот лётный день ими уже было сделано два полёта, оставался третий, заключительный. В плановой таблице он был последним.  Начав разбег, экипаж прекратил взлёт, т.к. самолёт повело в сторону.  Это отнесли на счёт лёгкого обледенения полосы. Руководитель полётов зам. командира дивизии полковник Кубрак дал команду заруливать на стоянку и выключать двигатели. Но Родин, желая завершить допуск экипажа Глебова, уговорил РП разрешить повторный старт, и РП согласился. При рулении на старт, Родин решил, что Латкин больше не нужен и выпустил его готовиться к зачехлению и к завершению рабочего дня: ведь была суббота.  Так Семён Латкин, что называется,  «родился в сорочке».  

         Экипаж начал взлёт. На глазах у всех сразу после отрыва самолёт повалился вправо и рухнул в рощице  рядом с аэродромом, подмяв под себя кабину экипажа.  От удара отвалился хвост вместе с кормовой кабиной, и это спасло жизнь воздушному стрелку (тогда они назывались КОУ – командир огневой установки).  Впоследствии он рассказывал, что успел только подумать, почему это так рано начали первый разворот,  и ещё услышал в СПУ тревожный голос Родина: «Держи штурвал!».   В госпитале его навещал прибывший в Витебск маршал авиации Н.С. Скрипко и подробно расспрашивал о деталях происшедшего.
          На кладбище похоронены четыре члена экипажа.  Галстяна и Бойко хоронили на их родине. До нас дошло известие, что в Ереване появилась  улица  «Майора Галстяна».

           Тогда ведь не было бортовых  «чёрных ящиков».  Высказывались различные версии, стала поступать информация от командиров кораблей, что и они замечали тенденцию тяги вправо, появилось в обиходе понятие „реакция винтов“, как возможная причина. По их докладам выявили несколько самолётов, которые  «тянуло вправо».  Полёты были временно прекращены. В полк прибыл лётчик-испытатель Герой Советского Союза Я.И.Верников со своим бортинженером. Было принято решение один из таких самолётов перегнать в Чкаловскую для дополнительных испытаний.  Верников сначала сделал пробную пробежку, потом вернулся на старт и без проблем взлетел. Собралось много народа – ведь это был первый полёт после катастрофы.  Недели через две полёты в полку возобновились.

            Спустя 25 лет я рассказал этот эпизод с участием Верникова одному из моих сослуживцев, отец которого работал в Жуковском (под Москвой) вместе с теперь уже генерал-майором авиации в отставке Я.И.Верниковым. Так вот мой сослуживец при случае рассказал этот эпизод Верникову, который всё это вспомнил и подтвердил.  Он передал для меня большую на картонной основе фотографию самолёта  АН-12, на которой было написано: «Были когда-то и мы ...»        Я.Верников».